До появления цветных карандашей

Я был слепым наброском - полукругом,

Возможно очертанием лица

Бездетного конторщика

С худым манжетом. 

До появления в тяжелых снах

Её, точней - предвосхищения её -

Уловки разума, истерзанного бытом, 

Я был угрюмым сфинксом,

Выбитым в граните. 

Теперь я Ра! Я думаю о ней,

И ветер в складках платья мой попутчик. 

Нам никогда не встретиться. Зачем? 

Сны не обязаны сбываться! 

Сны не тосты!

Элеос знал, что скалы в глубине

Горят, что в их сердцах закат,

И красный шар стекает в море,

Как будто бешеный ифрит

Ныряет в лампу!

Элеос, знал и подло умолчал,

О том что что боль камней невыносима! 

Что их закрепощенная душа

И облик безучастный - это плата

За принцип "Я - фундамент храма".

На основание этих размышлений

Прихожу к тому, что меры пыткам нет

И мира нет! Есть только сны,

И в них я - Ра, влюбленный

В лучшую из смертных!

Но сон к утру грубеет! Наконец,

Разбитый на созвездия осколков,

Мерцает малахитом на угле

Среди невзрачных начинаний

Живописца. 

Рассвет и я - запутанный чертеж

Нелепой установки для чудес!

Всё монохромно - взгляды, судьбы, стены. 

Нет, я не Ра! И нет её! Есть только вкус

Прошедшей ночи на рубиновых губах.