Рыдающая статуя

Рыдающая статуя просила мэра города:

«Я вся дрожу, накиньте мне, пожалуйста, пальто.»

Но мэр мычал: «Вы, дамочка из бронзы, не из золота,

И потому мне дела нет, до всяких comme il faut!»

Январь скрипел морозами, ветрами выхолаживал,

Старинный город прятался за дымкой ледяной,

Рыдающая статуя в нем замерзала заживо,

На площади у ратуши, на стылой мостовой!

Она молила Господа о лете, о художниках,

Что прячут за мольбертами безумие и страсть.

Она шептала: «Милые, любезные прохожие,

Спасите, умоляю вас. Не дайте мне пропасть!»

Но люди безразличные втянули в плечи головы,

Закутались в житейские меха воротников.

Подумаешь! Ну статуя! Ну на морозе голая!

Да, мало ли их, бронзовых свидетелей веков!

Рыдающая статуя, притихшая, несчастная,

Замерзла окончательно к началу февраля,

А мэр перед собранием рассказывал про разное

И выразил уверенность, что год прожит не зря.

2018

Те что страдают и те что калечат

Не возбраняется гнев, если праведный,

А после не делится гнев на сословия;

Гордость трупа коченеть под знаменем,

А уж под чьим разберется история.

Неблагонадежный до поры до времени

В результате получишь тросом по печени,

И не докажешь, что единого племени,

И те что страдают, и те что калечат!

Как не обознаться в толпе обезумевшей,

Кто теперь друг, кто солдат деревянный?

Это просто! Раз друг значит умерший!

Лежит в ближайшем бору в безымянной!

Не напрягайтесь, добромудрые братцы,

Не услыхать на Земле чужой речи!

На всей планете ни одного иностранца,

Лишь те что страдают, и те что калечат.

Путь

Мне себя не вернуть,
Неконтролируемый путь,
Лавирую между праздным
И безобразным. 

Стыд заключается в том,
Что во мне родился не стон,
А трения с материальным
Сиречь пенопластом. 

Муза пьяная сволота!
Год собаки в теле скота!
365 колышков
Неизвесности. 

Превращение завершено!
Я и пряжа и веретено,
Но рукоделица устала
Прясть скабрезности.

Имена

Механический Геннадий,

Электронный Михаил,

Тугоплавкая Татьяна,

Самотканый Вячеслав,

Растворимая Наталья,

Галогенный Александр,

Жаропрочная Анфиса,

Превентивный Вольдемар,

Сейсмостойкая Изольда,

Депозитный Константин,

Синтезированный Юрий,

Симметричный Николай,

Сверхупругая Тамара,

Монохромный Валентин,

Пневматический Аркадий,

Эксклюзивный Аристарх.

* Все имена выбраны случайно. Никаких параллелей прошу не проводить.

Дед Серёжка

— Еще немножко.
Прошептал дед Сережка
И прыгнул в прорубь прямо в одежде.
В наших краях нет места надежде.
Есть только сиреневые полдники,
Исправительно-трудовые половники
И подобострастные горшочки с визгом
Об особом пути.
Сызнова
Бородатые дядья решили,
Что жить взаперти «жопа»
И прорубили окно,
Но нет, не в Европу
А в некое дремучее говно
Оправданий, неуёмного юморочка
И грязных сорочек
С перегаром!
Не даром, не даром
Говорят, что сколько не мычи коровой,
Нет, нет, а перегрызешь горло
Идейному врагу.
Я вот только не пойму,
Как эти дядья на том свете
Опухшими своими рожами ответят
Перед тем, чьё тело
Носят на шее?
Отрапортуют :Недоглядели,
Ваше благородие!»
В общем дед Сережка
Сгинул в ледяной проруби,
А дядьям подали кровавых царей,
Мороженной свинины и вшей.
Приятного аппетита,
Гнидам.

Обливание

 Обливание холодной водой -
Это есть восхитительный вой
Или дикий тропический зной,
Что в пустыне уснул ледяной.

Я герой или всё же я псих,
Если твердо решил за двоих,
Что живущим в пещерах немых
Мы подарим простуженный чих?

Обливание холодной землей -
Это есть прохождение сквозь строй,
Сквозь чумной лазаретный покой,
Где шевелят фантомной ногой.

Я синьор или все-таки раб?
Или адриатический краб?
Или пьяный московский прораб
Что забрался на кран и ослаб?

Обливание холодной звездой -
Это есть галактический бой!
Я узнал что с рожденья пустой,
То есть Бог знает, кто я такой!

Черная масть

Помешивайте вашу кашу часто,
Немного чаще чем звериный рык,
А вечером влюбитесь в даму пик
И разорвите склеенные ласты!

Шепните даме: «Милая, пора!
Мы завтра уезжаем в де Жанейро!
Мы здесь чужие, словно Голды Меир
В пустынях, где живет лихой араб!

Возьмем в прокат крылатое авто
И будем разъезжать по Амазонке,
А после приземлимся в Вашингтоне
И в Белом доме вышибем окно!

Наш краткий, но изысканный союз
Послужит хроматическим примером,
Что даже перетянутые нервы
Прекрасно исполняют черный блюз!»

Я не местный

Мои литературные таланты
По воскресеньям ходят на пуантах,
А я хожу по грязной каше снега
Меж гадкой альфой и дрянной омегой.

Я благодарен битому порогу
За всю его заботу и тревогу,
Но скучно мне, бросаюсь врассыпную
Туда где снег летит и ветер дует,

Трубит в безлюдные пролеты улиц -
Хитрец, подлец, сутяга, честолюбец!
Он не упустит случай, он засудит,
И мне в который раз платить простудой.

Опять на сутки станет жизнь короче,
И ближе к вечеру, точнее даже к ночи
На корке подмороженной планеты
Я напишу «Простите, я не местный.»

Роль

А если в человеке винт?
Причем не вкручен, а забит!
И выдрать можно только с мясом!
Как быть с таким? Плясать паяцем?

Хромать умом как инвалид,
Чтоб не заплакать вдруг навзрыд!
А может правду матку в рожу?
Так нет ее и быть не может!

Что остается? Выпить с горя!
Я Ксанф! Я обещал! Вот море
Волнами плещет в хрустале
И суп горячий на столе.

Я не освоил роли Бога!
Играл ее настолько плохо,
Что режиссер сказал: «Душа,
Играй отныне алкаша!»

Песенка слепого фонарщика

Ночь, ты должна быть черною,

Черной должна быть ночь,

И небо твоё огромным,

Чтобы не выволочь.

Звезды, блестите ярче

В лужах на avenue,

Чтобы слепой фонарщик

Вышел на пенсию.

Воздух прозрачной тростью

Чистый твори обман!

Кто тебе строит козни?

Марево, смог, туман?

Я хоть чуть-чуть, но вечный!

Здесь я не в первый раз!

А «должен» - фигура речи.

Просьба, а не приказ.

С Новым годом (песня А.Г.)

В ближнем созвездии

Плавает медленный кит;

Всю жизнь мы ждали сигнал,

Но ушедший молчит.

Возможно его следы на воде

Укажут нам правильный путь,

Возможно помогут уснуть.

Сколько ты платишь

За свой серпентарий, мой друг?

Подумай, а стоит ли кровным

Платить за испуг?

Возможно эти обноски тьмы

Будут греть нас еще сотни лет,

Но однажды начнется рассвет!

В каждом созвездии

Плавают стаи китов,

И чаще всего там неважно

Кто ты таков!

Прочти свое имя, если видишь его

На чистом листе пустоты.

С новым годом тебя! Остальное понты!

Один день Баубакара

В небе над Баубакаром

Златокудрые апсары

Оседлали трех китов

С криком “all you need is love”!

А Баубакару грустно,

Он похож на лист капустный;

Бесполезный старый лист -

Фат дурак и нигилист.

У Баубакара в шапке

Кролик поджимает лапки

И поет крольчихе нежно

О галактике безбрежной,

А Баубакара крючит,

Как предгрозовую тучу;

Он от страха очумел,

Словно утром на расстрел!

У Баубакара в спальне,

Растворив пошире ставни,

Изучает бриллианты

Дочь Иммануила Канта,

А Баубакар гонимый

Адом Босха Иеронима

Голым заперся в шкафу

И кричит: «Хочу в тюрьму!»

Сжалился на небе ангел,

Звездный ринг тогда оставил

И поднес Баубакару

Чаю полную пиалу:

«Пей, мой друг, Баубакар

И закончится кошмар!

Если снова станет плохо,

Я в саду у осьминога!

 

Не стесняйся, позови!

Гордости твоей нули

Сколько не приумножай

Толку мало. Ну, гудбай!»

Тут кукукнула кукушка,

Взял Баубакар толкушку,

И немедля натолок

Новый праздничный денек!

Меня зовут Баубакар

 

Приходил огонь,

Говорил: «Не тронь!

Светлой будет ночь,

Слышишь, бестолочь!»

А я взял фитиль

И давай коптить,

До утра коптил,

Выбился из сил.

Прилетела моль:

«Здравствуй, мой король!

Я твоя слуга

В смрадные века.

Будет счастье нам

В темных ящиках,

В душных баночках

С чистым зерном психоанализа!»

Только к тому времени

Уже светало;

Появилась птица

Не воробей, не синица,

Постучала в форточку,

Я надел кофточку

И вышел из комнаты.

Мир вам, люди добрые!

Меня зовут Баубакар.

Пора бросать

В голове кочегар-пожар!

На душе перепой, угар!

Говорят, что я много пью!

Говорят, что не в том бою!

Ай, да что мне все их слова!

Будто сам не пойму, пора

Просверлить у бутылки дно,

Чтобы вылилось, утекло!

В слабых пальцах чужая дрожь,

Струны смотрят куда-то врозь,

Можно долго писать стихи,

Подползать к эпитафии,

Всякий платит своей ценой,

Вот и я, тем что труп живой,

Тем что жил пограничником

Между лесом и личностью,

Дальше видимо некуда,

Прорываться кометами,

Покурю и отправлюсь спать,

Да и это пора бросать.

Мой Санкт-Петербург

 Было мило.

Не то чтобы сильно лило,

Но накрапывало.

Прохожие плавали карпами

В мутной водице дня,

Трамвай безнадежно петлял

Среди престарелых фасадов

Города, нет даже града!

Настоятельно рекомендующего

Всякое музыкальное будущее,

Стихотворные поприща

И прочие нерукотворные щи

Бытия.

Зря

Я уехал тогда в девяностых.

Решил вопрос слишком просто.

Теперь разумеется сожалею,

Регулярно скоблю шею

Заносчивым эмигрантским мылом,

Рассчитываю силы

Так чтобы и литр отпить,

И жить не тужить,

Что все равно получается с трудом.

Дурдом я освоил нутром,

А не поверхностными рассуждениями

О тяжелом времени,

О безжалостном мужском сороковнике

И его заспиртованных покойниках.

Иногда вот так проснешься вдруг

И скажешь: «Мой Санкт-Петербург!»

А он давно уже чужой,

И даже на постой

Не пустит.

Грустно.