Стучала костылями ночь...

Стучала костылями ночь,

Как форменная сволочь,

Меня пыталась истолочь

До мелкого помола.

Но я крутился словно бес,

Скрывался юркой мышью

И наконец верхом залез

На лунную коврижку;

И глядя на ночь свысока

Я закричал: «Эй, ведьма!

Дрянная, старая карга,

А ну отведай плети!

Проваливай! Иди, иди!

Пусть опустеет тело!

В бескровных венах пусть гудит

Сквозняк обыкновенный!"

И станет шкаф похож на дом,

А стол на плоскогорье!

Я пыльным шторам дам прием,

Я шторам бал устрою!

А где-то около пяти,

Чуть птицы сложат песни,

Мы над туманом полетим

И вместе с ним исчезнем.

Василиса самогонщица

Василиса самогонщица

В алебастровых трусах,

Пусть скорее время кончится!

Не кончается никак!

Задарю тебя гостинцами,

Золотой продам кастет!

Пусть сегодня время сдвинется,

Даже если его нет!

Василиса многоликая,

Одолжи еще семьсот!

Пусть издохнет время дикое -

Князь, ребенок, идиот!

У него лампасы красные,

Как чуть что оно во фрунт;

Прогони же дрянь заразную!

Как с таким еще живут!

Василиса, пьем из пластика!

Наливай за упокой!

Наша нежность грязным бантиком

Пусть летает над землей!

Начало третьей мировой войны

Сухарик тьмы размок в стакане утра,

Горит зари малиновый пирог,

Архистратиг листает кама-сутру

И видит пулеметы между строк.

На западе вкушают бодрийяров,

Украшенных египетским пером,

А на востоке строят нижний ярус

Для ангелов уснувших под кустом.

Трещит асфальт, из недр льются звуки

Последней баллистической трубы;

Мы живы, братцы, остальное слухи

В начале третьей мировой войны!

Лирический всадник

Откуда-то жаром дыхнуло

(Возможно из-под земли),

И всадник из свиты Катулла

Стихи поменял на рубли.

Как быть с океаном копеек!

Что делать? Нелепый вопрос!

Смотреть, как безрадостно реет

Над гладью хмельной альбатрос!

У всадника три ипостаси:

Ерёма, Фома и Балда.

Он любит гонять на камазе

По нивам чужого труда.

И даже плакучая ива,

И даже герань на окне,

Утешить его не смогли бы

В его безутешной возне.

Апостолы жгут в Заполярье,

Ханыги морозят в Керчи;

Запомни, лирический всадник -

Коль сел на коня, то скачи!

Вымирание (осень в Европе)

Безвременный поверенный в делах полночной радуги,

Глухой к людским страданиям магрибский чародей,

Империя разрушена почти до основания

И вместо белой лилии на гербе лук порей.

По опустевшим улицам шатаются аптекари,

Они торгуют каплями для праведного сна.

«Усните, люди добрые, довольно хлопать веками!

Нам грань меж сновидением и явью не нужна!»

Аттила с диким племенем бродячих безбилетников

Свирепствует на линиях трамваев и метро;

Империя постелена под иго многолетнее,

Как свадебное нежное льняное полотно.

Эй, чародей, накормит ли народ зерно бесплодное?

В монастырях заоблачных чуму не переждать!

Закат в Европе огненный и осень благородная

Нас призывает медленно, но верно вымирать.

Приснилось мне...

Приснилось мне, что мои брови

Ползут куда-то по спине

И как телеведущий Бовин

Я аномально растолстел.

Приснилась ржавая держава,

До дыр протертый президент

И транспарант огромный «Слава,

Всему чего на свете нет!»

Потом приснилась жопа лисья.

Совсем уж не пойму к чему?

Она кружилась над столицей

И голосила «Всех в тюрьму!»

Потом из недр мавзолея

Раздался вой, ударил жар,

И грозный бес Ульянов-Ленин

На площадь Красную вбежал,

Копытом высек из брусчатки

Революционную искру

И в демоническом припадке

Сожрал почетный караул.

«Эх, жаль ребят, нелепой смертью

Погибли. Даже нет могил!» -

Подумал я и вдруг заметил,

Что сна давно и след простыл.

Последний Чизес

Заиндевел последний Чизес

Пока тащился на привоз,

Предчувствуя глобальный кризис

Брикетами замерзших слез

Торгует. Четвертной за пачку.

Три пачки - скидка пять рублей.

Последний Чизес часто плачет,

Количество сейчас важней,

Чем качество слезы Господней.

Рыдает зычно крокодил,

И выпь орет, и волки воют.

Сом под корягой заскулил!

Последний Чизес строг и собран,

Смеяться, братцы, нелегко

В стране где каждый черный ворон

Дождется трупа своего.

В церквях свирепствуют старухи

И памятуя комсомол,

Колотят лбом от дикой скуки

В церковный безразличный пол.

Последний Чизес - Чизес старых,

Бесплодных, потерявших цвет.

Он исполняет под гитару

Хиты советских душных лет.

И массы корчатся в экстазе,

Плевками гасят фонари.

Таков национальный праздник

В момент отсутствия любви.

Гиены

Пять утра,

Хмурые гиены бредут вдоль трамваев,

Скоро найдется метла для их отчаяния,

Для их прожорливого урчания!

Возможно война

Или другое омерзительное злодеяние!

Сам Сатана

Теперь удовлетворяет их чаяниям!

А у падальщиков свои печали:

Миллионы трупов,

Тысячи причин ничего не решать натощак,

Десяток неглупых

Находчивых загонщиков и один вожак -

Его величество голод!

Холод.

Впервые подморозило.

Минус.

Из неведомого выглядывает Гамбринус,

Поднимает кружку пенного пива,

Гиены волнуются, скулят,

Задирают морды. Тоскливо

Спешат на работу,

С работы,

Из вчерашнего в завтрашнее,

Мимо сейчас,

Бесконечным потоком броуновских частиц.

Им нужна власть,

Чтобы прервать цепь случайно миролюбивых лиц -

Крепкая власть и цепкая пасть.

Для другого в истории никогда не было места.

Безногий Пиппа Мортинсен

Безногий Пиппа Мортинсен стоял на побережье

И декламировал стихи перед нагой черешней.

Летели тучи хмурые и небо над Ла-Маншем

Вдруг прошептало: «Пиппочка, ты не из манной каши!

Хватай скорее лестницу и собирайся в гости!

Отсюда видно девственниц в краю Слоновой Кости!

Врата зари распахнуты, волынщик ждет приказа!

Лишь только ты появишься, ух, грянем многогласно!»

Черешня пригорюнилась, накинула на плечи

Ноябрьский изменчивый и неуютный вечер,

Дрожала тихо листьями, но плакать не посмела,

Лишь на прощание «лети» сказала Пиппе смело;

Однако Пиппа Мортинсен так отвечал Урану:

«Ах, небо, небо, небушко, я врать тебе не стану!

Увязла моя правая нога в пустынях Марса,

А левая отправилась к Меркурию на танцы!

Вот, как вернутся ноженьки, да как запляшут буги,

Тогда уж чего доброго пойду к тебе в прислугу,

И с братьями небесными волынщиками смерти

Мы сочиним мелодию размером в одну четверть

Ты под нее напляшешься и разразишься ливнем,

Моей черешне, ласковой, подарок будет дивный,

Ну а пока виси себе, смущай умы лихие,

Ах, небо, небо, небушко, на то ты и стихия!»

Ода викторинаской шлюхе

Пусть Ливерпуль построили таджики,

Пусть теплый свитер не спасет от пуль -

Я поседел на сборе земляники,

Мне не страшна вся эта жуть и хмурь!

Пусть голова попала не на плаху -

Викторианской деве на плечо!

Среди подвязок и бретелек плакать

О прошлом бесполезно. Суп харчо

Спасет и аромат пшеничной водки,

Положенный на простенький мотив.

Я ораторию луженой глотки

Готовлю тем кто сдался и притих!

Увидите, взовьются все подолы

Всех строгих и напыщенных девиц,

И мир наш обессиленный и полый

Тряхнет столетиями, глядя на стриптиз!

Оргазм сильнее ржавого домкрата,

Он поднимает в небо корабли!

И шлюха лучше храброго солдата,

Ведь не солдатов любят короли!

Спеши, гонись и тлей пустое тело

В тебе живет убогое дитя!

Ему и верить в Бога расхотелось,

И с чертом танцевать уже нельзя!

Одна монета

Дети теперь не живут,
Дети бегают от времени;
Но оно находит их,
Всякий раз находит!
То в паутине старой квартиры
Возле запредельной станции метро,
То в объятиях пожилой нимфетки
С двойным подбородком,
То в облаке воспоминаний о том
Чего никогда не было,
А если и было, то мимолетно,
Кратковременно, неощутимо.
Утром к ним в комнату заглянула мать
Разбудила, сказала: - Пора вставать!
Вечером к ним пришло безжалостное время,
Но колыбельной не слышно.
Время не умеет петь.
- Пора ложиться! Сон будет долгим!
Дети, пора! Сон будет вечным!
И в этом сне вы уже будете не вы,
А только отражение в луже,
Клок ночного тумана,
Дрожащий лист над
Опухшим языком реки.
Ваш маятник рухнул
На головы истуканам земляничных полей!
Мой никогда не взлетит!
Я никогда не увижу неба
С которого вы грохоча и матерясь
Слетели в сырые унавоженные будни!
Мы намертво отчеканены
На разных сторонах одной монеты -
Грязного грошика вдохновения!

Время собирать звезды...

Время собирать звезды
И время разбрасывать их,
Время разломить пополам
Свое убогое отражение
И время соединить то немногое
Чего не оказалось под рукой.
Мы прилежно играли
В крестики-нолики, в морской бой,
В замызганный кластер
Человеческих отношений,
Но клетка оказалась только одна
И выбраться за ее пределы
Невозможно.
Время начать с конца!
Время закончить сначала!
И кто знает?
Может быть смерть
Это только дешевая провокация вечности.

Марш анахоретов

Мы все боимся боли,

Но боль всего лишь кролик,

Мы все боимся смерти,

Но смерть лишь коридор.

Смеется череп лета

Во след анахоретам,

А те шагают строем

И курят беломор.

И песня над равниной,

Летит как рык звериный,

Поют анахореты

На языке богов:

«Вот холода нагрянут

Откусим черствый пряник,

И разольем по глоткам

Черничный самогон!

Ноябрь наш фельдмаршал,

И ледяные пашни

Нам мягкие перины -

Лебяжья колыбель!

Пусть предрассветный иней,

Как богатырь былинный

Нас ветром разметает

И превратит в капель!

Мы все боимся лиха,

Но лихо лишь зайчиха!

Мы все боимся срама

Но срам - безглавый кур!

Давай ткачиха-осень,

Материю подбрось нам,

И мы оденем небо

В берлинскую лазурь!»

Озорная Генриетта

Анатомию скелета

Изучает хохоча

Озорная Генриетта -

Дочь судебного грача.

К ней заглядывал намедни

Отставной поручик рак,

Притащил он ей учебник

«Топография коряг».

Горе-девка! Нету спасу!

Вся в науках, как в огне!

На чулках три черных кляксы

И дыра на рукаве!

Ей бы смыть ученья махом

Под проточною водой,

Выйти обнаженной Махой,

Прыгнуть в речку с головой!

Протирает окуляры

Длинноусый таракан,

У причала бродит старый

Одинокий обезьян,

А девице что за дело?

Ей штудировать пора

Курс шумерских корабелов

И фонетику столба.

Гном и бодхисатва

Под старым холмом в одиноких чертогах

Прижимистый гном обитал с давних пор;

Однажды чуть свет он собрался в дорогу,

Позавтракал сытно и вышел во двор.

Смиренный отшельник с вершин Гималаев,

Простой бодхисатва восточных границ

В тот день изнуренный сидел у сарая

И сетовал курам на злой ревматизм.

— Послушай отшельник, куда я собрался?

Спросил его гном и внезапно притих.

— Я знаю, что дел неотложных в запасе

Скопилось немало! Вот только каких?

Кузина моя чебоксарская ведьма

Лет двести назад позвала на шабаш,

Но я в тот сезон приторговывал медью

И строил на даче четвертый этаж.

Сосед некромант, ну который с подагрой,

Просил одолжить небольшой капитал.

К нему подкатили нездешние маги.

История темная. Я отказал.

Мой гномий надел не богат чудесами -

Дракон в гараже, десять тролей в саду,

Коптильня в пещере, балык и салями;

Добра не стесняюсь, живу на виду.

Однако сегодня меня осенило!

Я важное что-то забыл средь камней!

Не горсть изумрудов, агатов, сапфиров

А что-то намного-намного важней!

Скажи, бодхисатва, о чем я толкую?

Откуда сомненья в седой бороде?

Не болен ли я, не свихнусь, не умру ли?

И где мой духовный причал в пустоте?

Отшельник ответил: — Да-не, всё нормально.

Спасибо за воду и горсть сухарей.

Ты это... не парься! Какие тут тайны!

Ты гном просто скряга, а так всё окей!