Титанову печень

Какая-то сволочь,

Никем не замеченной,

Выкрала в полночь,

Орлы заскучали

И треснули водки,

Харон алычой

Приторговывал с лодки,

Циклоп встретил тестя

В три Д кинотеатре,

Парис амбидекстр,

У Цербера лапки,

В трактире Тантала

Бесчинствует крыша

Гуляют амбалы,

Аид тише мыши,

Даная в постели

С инструктором йоги!

Куда вы смотрели,

Ван Рейны, Ван Гоги?!

Пропала культура!

Накрылась вомбатом!

Снуют словно куры

Герои Эллады!

Софокл сочиняет

Спин-офф Антигоны

И музы как сваи

Скрежещут и стонут

И тянут и тянут

Его на рэп-батл,

Но он их лаптями

По морде и матом!

Шрапнель постмодерна

Шарахнула лихо

В картонные стены

Античного мифа.

Боюсь, я здесь лишний,

А значит неплохо

Компота из вишни

Отведать и сдохнуть.

Я сельдь иваси,

Неотождествленная с миром,

Я кристалл измороси

На пике Памира,

Я нанометровый

Неонарцисс,

Я альбатрос-неврастеник,

Я шиз!

Вам квартиросъемщикам

Да будет известно,

Мне осточертело

Коммунальное тесто!

Хватит двигать

Мироздание торсом!

Всех вас и каждого

Намотает на оси!

В самом конце,

На перегоне, в плацкарте,

Вы захлебнетесь

Стонами! Хватит,

Господа властители

Мыльной мути!

Хуй вам на воротник,

Дорогие мои, люди!

Люди ходят в горы,

Знают люди горе,

Я же глажу шторы

Синего прибоя

И стучу волнами

В днище бригантины,

Сельдью-оригами

Ухожу в глубины.

Эй, тунцы, лососи,

Дорогие братья,

Я спешу к вам в гости!

Самовар поставьте!

Преподобный окунь,

Вознеси молитву,

Чтобы не размокли

Наши кости в битве

С временем соленым,

С горьким океаном

Будней-палиндромов!

С неизбежным! С главным!

С тем что в мертвой стае

Плыть против течения,

Издавна считается

Опасным развлечением.

Улики серых зданий

Говорили о том

Что здесь произошло убийство.

Труп города лежал бездыханным

Посреди древней планеты,

Возле чахлой реки,

Недалеко от кристаллических решеток леса.

Для пущего веса инспектор

Держал в зубах старую резную трубку,

Но ни табака, ни огнива у него не было.

Вот уже двести лет, как он бросил курить.

Тонкая нить его размышлений о деле

Дрогнула и беспомощно повисла

Среди дедуктивных методов небытия.

Инспектор вспомнил

Как однажды в доме номер три по этой улице

Поселился трехбородый ужас,

Как все ищейки города

Охотились на него день и ночь,

Но так и не смогли поймать.

Тогда инспектор был молод,

Ему не хватало опыта и смелости

Чтобы действовать самостоятельно,

Однако он интуитивно чувствовал,

Что ужас где-то рядом.

Возможно в спальне у дочери пивовара

Или в булочной под сладкими кренделями

И картофельным хлебом.

Инспектор двигался наугад,

Поступал, как выражались его коллеги,

Опрометчиво,

И в результате, о чудо, он поймал ужас!

Да, он поймал его!

Тот прятался возле реки, под мостом

Среди зарослей камыша!

С тех пор интуиции инспектора

Стали доверять.

С ним редко спорили

Даже старшие по званию!

Надо сказать заранее,

Что на этот раз дело

Казалось ему крайне скверным!

Кто-то убил город. Целый город!

Кто-то явно не местный,

Как считал бургомистр.

— Наши люди на такое не способны!

Кричал он, судорожно цепляясь

Сервелатом пальцев

За плотно застегнутый воротничок.

Инспектору предстояло в который раз

Доказать что законность и порядок

Находятся в надежных руках.

Он начал расследование как обычно

Партией в голографическую чехарду

Со своим любимым напарником

Палеозойским папоротником.

Ближе к полудню, когда стало ясно,

Что партия папоротником проиграна,

Инспектор выдал неожиданную

И потрясающую идею -

Убийца прячется в кинотеатре

На вечернем сеансе

Между хозяйкой бойни фрау Толерантией

И форвардом местной футбольной команды.

Действовать нужно было слаженно

И стремительно,

Поэтому бургомистр немедленно

Отбыл в командировку на Юпитер,

А две трети личного состава

Городской полиции

Переквалифицировались

В преподавателей латинских танцев.

Наконец в пятницу вечером всё было готово

И убийцу города взяли

Что называется тепленьким.

Мерзавец пытался бежать,

Но запутался в полах

Вечернего платья

Фрау Толерантии.

Инспектор спрятал трубку,

Улыбнулся, потер ладони

И мечтательно произнес:

"Зафандимония!"

Он до сих пор был романтиком.

Хозяйка дома Керосина

Держала на балконе львов,

Бывало подзовет мизинцем

И скажет: "Съешьте дураков,

Гостей моих неугомонных,

Да и соседей заодно!

Уж больно надоели звоном

Пустых голов. Исключено

Чтобы когда-то поумнели.

Скорее Брахма с пьяных глаз

Частушки у парадной двери

Горланить будет битый час!

Иль механические звезды

Смахнет в шкатулку часовщик!

Как тобишь звать его? Ах, Хронос!

Да, точно! Хронос - злой старик!"

И львы мечтательно зевали,

Вкусив заслуженных гостей;

Баубакар в огромной зале

Там дул в безумную свирель!

Был весел праздник Керосины,

И полон дом, и дивен сад!

И менестрели всей России

Спешили в этот нежный ад!

Но после дождичка во вторник,

Когда размок волшебный мел,

Господь взял времени половник

И морщась, эту кашу съел.

Известно, что луна, это сущность ума,

Но мало кто знает, что ум тюрьма,

Что из пепла не выжимают сок

И ни темный угол, ни потолок,

Не предназначены для молитв,

Что транскрипции порождают миф,

И всегда предпочтительнее оригинал,

Что позвоночник эпохи - карданный вал,

А не кисть Ренуара или Моне,

Или рифы Пинк Флойд из Сан-Тропе.

И наконец, то что возраст - это отсчет,

А за отсчетом наступит неизбежный цейтнот,

Посыпанный крошкой толченой слезы.

После партии слитой всухую - мы

Зыбь на поверхности сна, мы - кино,

За грубую нить судим веретено,

И считаем что выбор - товарный лоток,

В то время как выбор - пуля в висок,

Или выход в окно на восьмом этаже.

Выбор это не добровольный жест,

А тяжелая мера пресечения полета

Тех которые принимали свободу,

За вариативность, множество, ряд.

Какая же ошибка! Чудовищная!

Ошибка в несовершенстве мерил!

Ошибка в перераспределении сил!

И поиск решений приводит к тому

О чем я сказал в начале - к уму!

Ум, там где явь переходит в мираж,

Создал миры. Один из них наш.

И в очереди за айфонами на развес

Мне сказали, что есть и похуже. Есть!

Кокаин в 17-м стоил недорого,

Ко мне подошли трое,

Спросили дорогу,

А может быть интересовались временем.

Ну, что я мог им ответить?

Беба У'беба

Беба У'репа

Беба Бакуни

Вяжите веники из вашего Ленина!

За последнее били с оттягом, хлестко!

Хотя Беба Бакуни пострашнее будет!

Дурачье в матросках!

До появления цветных карандашей

Я был слепым наброском - полукругом,

Возможно очертанием лица

Бездетного конторщика

С худым манжетом. 

До появления в тяжелых снах

Её, точней - предвосхищения её -

Уловки разума, истерзанного бытом, 

Я был угрюмым сфинксом,

Выбитым в граните. 

Теперь я Ра! Я думаю о ней,

И ветер в складках платья мой попутчик. 

Нам никогда не встретиться. Зачем? 

Сны не обязаны сбываться! 

Сны не тосты!

Элеос знал, что скалы в глубине

Горят, что в их сердцах закат,

И красный шар стекает в море,

Как будто бешеный ифрит

Ныряет в лампу!

Элеос, знал и подло умолчал,

О том что что боль камней невыносима! 

Что их закрепощенная душа

И облик безучастный - это плата

За принцип "Я - фундамент храма".

На основание этих размышлений

Прихожу к тому, что меры пыткам нет

И мира нет! Есть только сны,

И в них я - Ра, влюбленный

В лучшую из смертных!

Но сон к утру грубеет! Наконец,

Разбитый на созвездия осколков,

Мерцает малахитом на угле

Среди невзрачных начинаний

Живописца. 

Рассвет и я - запутанный чертеж

Нелепой установки для чудес!

Всё монохромно - взгляды, судьбы, стены. 

Нет, я не Ра! И нет её! Есть только вкус

Прошедшей ночи на рубиновых губах.