воскресенье, 6 января 2019 г.

О стихотворных формах

Пишу конечно плохо.
Знание языка, эпоха
Накладывают свои отпечатки
На момент зачатия
Стихотворной формы.
Поэту жить бы скромно,
Аскетически,
Питаться солнцем и притчами,
А не закусывать щербетом,
Размахивая кисетом
С дрогим табаком.
Чаще я произношу ОМ,
Чем Господи помилуй,
Тело свое считаю могилой
В которой заключен строптивый
Дух. Его мотивы
Мне пока не ясны.
Надо бы спросить у весны,
Да у меня бесконечная осень.
Словом у кого не спросишь,
Один и тот же ответ -
Ты так себе поэт,
Лучший из средних,
С достоинством ползаешь на коленях,
Под сапогами великих всадников,
Благородных, осанистых,
При жизни уже незыблемых
Как памятники, как глыбы!
Да будь оно все проклято!
Ведь мы из одной утробы
Жадными пальцами таскаем слова,
Предъявляем мелочные права
На авторство того что невыговариваемо
Даже на языке ангелов,
И уж тем более на нашем абвгдействе,
От коего приходит в действие
Рассудочно парадоксальный механизм
Восприятия через искаженный строй линз
Некой мнимой материи;
Вероятнее всего собственной истерики.
Многие считают её между прочим -
Характером, стилем, почерком
И придают ей огромное значение.
Братцы, стихи это только тени
Того о чем мог бы рассказать всевышний,
Если бы так вышло,
Что ему понадобилось бы говорить.
Стоп. Я утерял нить.
Пойдем сначала, а то есть с того,
Что поэт я - исключительное говно!
Лучше бы притих,
Стал похож на триптих -
Быт, стыд, срам,
Прочее тарам-парам
Для человекоподобных обезьян!
Но я дураковат и постоянно пьян;
То ли первое от второго, то ли наоборот,
Мне не разобраться, а кто разберет?
Да и надо ли?
Запомните, в том месте, где радуги
Разбиваются на мириады бесконечных миров,
Поэты не сочиняют стихов,
Не выдумывают ни единой строчки!
Там от заглавной до точки
Одна только чистая правда
И заключается она в следующем братцы -
Постигшему поэзию вселенной
Земные стихи только стены,
Заплеванной каталажки на окраине галактики.
На этом пожалуй закончу. Бывайте.

Мальчик


Повстречался мне мальчик в калошах
И сказал: «Я твой мир уничтожу,
Напою ядовитой водицей,
Чтобы каждый по-новой родился.»

Я спросил: «Как зовут тебя мальчик?»
Он ответил: «Могилокопальщик!
А калоши чтоб в грязи и глине
Не испачкать чудесных ботинок.»

И тогда я всерьез испугался,
Спрятал нос в резервацию шарфа,
Попрощался, свернул в переулок,
Обернулся прохожим сутулым,

И с тех пор умираю от жажды,
Ожидаю, что мальчик ужасный
Обещание однажды исполнит,
И мой мир вдохновенный напоит!

С этой жаждой, как древо сухое,
Безобразный, тщедушный, кривой,
Я живу в самом сердце пустыни,
Где живым места нет и воды нет!

Только нынче зашел ко мне в гости,
Мальчик тот и спросил: «Так ли просто,
Свою смерть обмануть, облапошить?
Посмотри, собирается дождик!»

Ныряльщик

Читаю строки не мне адресованные,
Скорее всего поклонникам Зорна,
Ковер ханаанского неба бездонный
И ныряльщик я крайне необразованный.

Ныряю, но не считают рифму гарсоном,
Не кричу: «Эй, тварь, подай еще солода!»
Моя рифма от голода, а не от съестного,
Моя рифма давно не боится молоха!

Заряжали ей отсыревшим порохом
Грязные пальцы полковых олухов,
Почерневшие, как медная проволока
От напряжение высоковольтных слов.

Семантически нафаршированные бизоны
Хранят законы поэтической зоны
Особого режима, тупые бизоны
Рассортированные по вагонам, загонам,

Прочим закоулкам страха! До смешного,
До смешного дожили! Мухи сонные
Жужжат о пробуждение стихотворного
Организованной толпе беспризорников!

В канавах испытательного полигона!
Под присмотром мертвого гарнизона
Послереволюционного тридцать седьмого!
Под руководством наркома, парткома, доткома!

Мухи сонные еле шевелят эллипсоидами
Академической поэзии. Парализованные
Дезинсекталем мыслей - от Патриарших до Гудзона
Слагают строфы из похоронного перезвона!

Я ныряльщик в дистиллированную
Воду ханаанского неба, снова
Заявляю безапелляционно -
Давать нобелевскую некому!

Лошадь Пржевальского

Прокачусь на лошади Чуковского
(Извините то есть Пржевальского);
Под узду немой посланник Господа
Пусть ведет животное и ласково

Пусть поет ему на ушко песенку,
Пусть поет, а я мотив подслушаю,
Раз уж вышло что мотивы местные
Напевают ружьями, да пушками.

Мы поскачем по просторам космоса,
Мимо лун могучего Юпитера,
В те края где нелинейность Хроноса
Рассмешит, как прописная истина,

А потом устанет лошадь серая
И уйдет гулять средь звезд нескошенных,
Ну а мне останется материя -
Шар земной величиной с горошину.

Кандиды и Кутулархи

Бегут Кандиды от плацебо,
А Кутулархи от чернил,
И патетическое небо
Весьма похожее на ил

Их постепенно накрывает,
Смиренье чахлое даря.
Не отличить Кандидов мая
От Кутулархов января.

Смешалось всё в одну эпоху,
В неврастенический бульон!
Цветением чертополоха
Блистает наш армагеддон!

У Кутулархов слиплись жабры,
А у Кандидов треснул зоб,
И не вернуть друзей сбежавших
На продовольственный флешмоб!

Плыву в тазу, машу предплечьем,
Соленый ветер дует в грудь.
Нет братцы, с этакою течью
До берега не дотянуть!

Эй, кто там лихо так забацал
В машинном отделение блюз!
Приказ - на берег! Тонем, братцы!
Я капитан. Я остаюсь.

Матримониальный овощ

Ах, матримониальный овощ,
С зазубринами на спине,
Послушай, как сжимает полночь
Фигуру грустную в окне,

Я расскажу, как ей здесь тесно,
Как мир ей жмет, трещит по швам,
Как ей нелепо, неуместно,
Как ей срамно и этот срам

Похуже пьяных домогательств
К цесаркам в трендовых манто,
Похуже тысячи ругательств
И откровений «я никто».

Фигуры хрип нефигуральный
Не слышит город, город глух
К своим костям в районах спальных,
К апендиксам своих лачуг.

Она - фигура, знает точно,
Придушит полночь тишиной
И даже шелест водосточный
Умолкнет как-то сам собой.

А если снег пойдет и крыши
Внезапно в ватман превратит,
Фигура вздрогнет и напишет
Еще один бездарный стих,

И на секунду в душной спальне
Ей станет легче на душе.
Ах, овощ матримониальный,
Когда же ты сгниешь уже!