Фея

Догорали угли. Степаныч сунул пальцы в карман треников и нащупал рукоятку волшебной палочки. "Я фея!" - пронеслось у него в голове. Он вытер вспотевшие ладони о футболку, огляделся и неуверенно, с некой затаенной надеждой повторил вслух:
- Я фея.
- Да фея ты, фея! - каркнула неизвестно откуда взявшаяся ворона и что-то поправила клювом возле крыла.
- А ты кто? - спросил очумевший Степаныч.
- А я ворона. Не видишь, что ли? Ладно, пошли, - ворона кивнула головой и взлетела. - Пошли, пошли!

До города было недалеко. Степаныч шагал по пустырю, стараясь не отставать от вороны.
- Да как же это я? - спросил он.
- Как, как? Допился ты. Помер! - ответила ворона. - Ну а дальше тебя в феи определили. Раньше мы сами справлялись, а теперь приказ сверху пришел, чтоб от всех слоёв по представителю. От алкашей ты.
Степаныч внезапно осознал весь ужас своей безвременной кончины, но это озарение оказалось лишь короткой вспышкой на фоне его привычных устремлений.
- Слушай, так я теперь что угодно могу наколдовать?
- Смотря чего тебе надо.
- Да мне бы выпить. Трясет.
- Ты идиот, Степаныч. Не может тебя трясти. Ты умер. Впрочем, пей, раз уж ты алкаш. Только оно все равно не подействует.
- Как заказать то? - провыл Степаныч, крутя волшебную палочку.
- Просто скажи, чего надо. Только палочкой не тряси, а то случаются, знаешь, неполадки.
Степаныч тут же заказал водки, прищурился и отхлебнул. Похорошело, но как-то необычно. Не похмелило, не отпустило, а именно похорошело. Идти стало легче и Степаныч спросил деловито:
- Так чего я теперь должен делать? Должность у меня теперь какая?
- Ты что, Степаныч, сказки в детстве не читал? Ты фея. Добрые дела будешь делать.
- Добрые дела? - задумчиво, словно вспоминая что-то важное, спросил Степаныч. - Да я ж не умею!
- Все ты умеешь! - каркнула ворона и села Степанычу на плечо. - Я тут пока слетаю, поклюю чего-нибудь, а ты жди меня в сквере возле памятника. Далеко только не уходи, а то ищи тебя потом.

Степаныч устроился возле памятника, отхлебнул ещё водки, но для уверенности все-таки заказал пива. "Это ж если пить и не пьянеть, то сколько я в день могу? - прикидывал Степаныч, - Ведро осилю? Пожалуй что не осилю. В ведре считай литров десять. Нет, ведро в день не осилю. А вот полведра это можно. Полведра в самый раз." Мысли Степаныча путались, замирали и уносились прочь, однако с каждым глотком ощущение неумолимо надвигающегося счастья становилось все сильней и решительней.
"Интересно, что это за мужик?" - подумал Степаныч, глядя на памятник. Он было собрался подойти поближе, чтобы избавить себя хотя бы от одной загадки, которых этим вечером оказалось более чем достаточно, однако в это мгновение раздался крик.
- Эй, пацан!
Невдалеке, возле подъезда двое парней в спортивных костюмах обступили болезненного вида юношу. Степаныч сел на скамейку и с обходом памятника решил повременить.
- Ты меня реально разозлил! - сказал Ганс. - Я чё, за тобой бегать должен? Пидор нахуй!
- Я не пидор. - прошептал насупившись юноша.
- Нет, ты блять, пидор. - повторил Ганс. - Мобилу давай.
- Мобилы нет.
- Пиздишь! Рыжий, проверь куртку.
Рыжий вытащил из куртки юноши мобильный телефон. Степаныч опустил глаза и уставился на бутылки. "Не, не полезу! У меня праздник!" - твердо решил он и снова отхлебнул.
- Ну вот, а говоришь нет. Ёбни ему, Рыжий, чтоб не пиздел! - скомандовал Ганс.
- Валим, Ганс. Палево! - проныл Рыжий сквозь зубы.
- Ссышь что ли? - спросил Ганс.
Рыжий подошел и нехотя ударил юношу.
В подобные моменты Степаныч всегда испытывал внутренний дискомфорт; словно бы чужая жизнь на мгновение стала личной, собственной и уже некуда было отворачивать взгляд. Степаныч вытащил палочку и срочно заказал бутылку кагора.
- Да бей нормально. Чё ты как лох! - повторил Ганс.
Ганс и Рыжий избивали жертву мастерски, с удовольствием, но Степаныч этого не видел и видеть не хотел. Обхватив голову руками, он судорожно вспоминал спиртные напитки, которые в юные годы, казались ему верхом куртуазности. Херес, мадера, портвейн. Он опять полез в карман за палочкой, но краем глаза заметил, как Ганс расстегнул ширинку и встал над юношей с очевидным намерением справить малую нужду.
- Ты что творишь, гондон! - не выдержав, заорал Степаныч. - Залупу конскую тебе в ухо!
В тот же миг некий предмет черного цвета очень похожий на средневековую булаву молниеносно спикировал вниз и ударил Ганса по голове. Ганс упал. Предмет с ревом дал круг над сквером и, по всей видимости собрался повторить атаку, но тут возникла ворона и каркнула:
- Семнадцать сорок шесть. Отменить вызов.

Ошеломленный Степаныч стоял возле памятника Толстому и долго не мог придти в себя. Рыжий, а следом и болезненный юноша поспешно ретировались, и только Ганс с расстегнутой ширинкой лежал в луже.
- А конь-то, видать, вороной был. - сказал Степаныч, задумчиво.
- Вороной-шмароной! Ты, Степаныч, сначала думай, а потом палочку вынимай.
- Так я ж, того, запамятовал! - повинился Степаныч.
- Запамятовал он! - передразнила ворона.
- А этого не зашибло? - поинтересовался Степаныч, указывая на Ганса.
- Какой там! - ответила ворона возмущенно. - Сотрясения и то не будет. Очнется сейчас. Ладно, Степаныч, курс юной феи ты прошел, хоть и не без эксцессов. Дальше сам разбирайся, что к чему. Мне пора.
- Погоди, погоди, а если я не справлюсь? Если злое чего совершу? Тогда как?
- Дурак ты, Степаныч. Какие у тебя злые дела? Ты и при жизни-то разве что в канаве валяться умел. Вот и все твои дела. Даже жене ни разу не врезал. Ну и потом не получится у тебя. Палочка на злые дела не настроена, - ворона уселась на голову Толстому, поковыряла что-то под крылом и на прощанье каркнула. - А говорил, не умею, не умею. Кар-кар-кар!
Степаныч шагал домой и думал: "Вот повезло. А ведь хотел тогда Зинке по роже съездить. Хотел, да передумал."

"